Разговоры о кино. Ульрих Зайдль.

Эти интервью специально ждали осени и зимы – времени, когда в прокат выходят все те ленты, что отгремели этим летом на крупнейших кинофестивалях. Благодаря ОМКФ мы тоже кое-что смотрели раньше остальных, и более того – говорили с авторами.
В этом материале – разговоры о кино с Ульрихом Зайдлем, одним из самых ярких и провокационных европейских режиссеров.

Глядя на этого очаровательного интеллигентного австрийца, трудно представить себе, что он снимает кино натуралистичное, неудобное, выставляя своих героев в самом неприглядном виде. Но это так. Его трилогия «Парадиз» наделала немало шуму на фестивалях. А возил Зайдль свои фильмы последовательно на самые крупные европейские кинофорумы: «Парадиз. Любовь» в 2012-м в Канны, «Парадиз. Веру» — в Венецию, где лента вызвала шквал эмоций и даже негодования, получив, тем не менее, специальный приз жюри, и наконец, «Парадиз. Надежду» в нынешнем году в Берлин. Первую и третью картины мы видели на ОМКФ, «Веру» стоит посмотреть всем и непременно, и не только потому, что она часть общего замысла, но и в связи с ее острейшей проблематикой, недаром католическая Венеция так всполошилась.

В центре каждой ленты – судьба одной женщины. Кстати, все три героини по сценарию родственницы. Первая, полная дама средних лет, сотрудник центра реабилитации детей, едет в отпуск в Кению, чтобы предаться там фривольным развлечениям в обществе стройных чернокожих красавцев, практичность и прагматичность которых границ не знает. Но всё это называется любовью – грустная ирония! Зайдль не щадит свою героиню – все сексуальные сцены сняты бесстрастно, будто под равнодушным микроскопом, а некоторые кадры – изумительно красивые в своей некрасивости – прямо таки просятся на холст. Кстати, режиссер эту идею осуществил. В Берлине параллельно фильму прошла выставка фотографий — скриншотов из всей трилогии.

«Парадиз. Вера» — кино куда более жесткое. В центре внимания – сестра той первой героини, немолодая, некрасивая женщина, фанатичная христианка, несущая слово Божие в дома «неверных» без их особого на то согласия. Быт ее более чем скромен, а все свободное от работы время (героиня – медсестра в рентгенологии), она посвящает обращению заблудших, самоистязаниями (дабы укрепить дух) и религиозным песнопениям под собственный аккомпанемент. И было бы это кино лишь о нелепости фанатизма, ан нет! К героине возвращается муж – в инвалидной коляске. Вот, казалось бы, возможность проявить лучшие христианские качества. Однако муж – мусульманин. Крах иллюзий – самое мягкое выражение для описания того, что происходит с героиней. Ее Зайдль тоже не пощадил – он вообще режиссер безжалостный. Но в этом, наверное, его суть: «иногда нужно сделать пациенту больно, чтобы потом ему жилось хорошо» (с) Пациент – европейское общество, моральный облик которого у Зайдля как раз никаких иллюзий не вызывает.

Третья картина, «Парадиз. Надежда», и, правда, как пишут многие критики, самая нежная и позитивная во всей трилогии. Здесь речь о 14-летней девочке, дочери первой героини. Девочка проводит лето в подростковом лагере для похудения. Откровенно толстые дети, снятые с самых что ни на есть неприглядных ракурсов, первые дискотеки, первый алкоголь, первая влюбленность – в доктора, годящегося в отцы, если не в деды. Вот всё, что касается влюбленности, здесь очень трепетно, всё-таки не зря этот фильм называется «Надежда». Режиссер уверен: молодое поколение еще не безнадежно испорчено.

Зайдлю удается не утрировать и не сгущать краски. Он просто наблюдает за людьми, и потому они выглядят совершенно естественно, порой отвратительно, порой смешно, порой грустно. Но в любом случае — по-настоящему, как в жизни. Он фиксирует мелочи: проснулась, оделась, умылась, открыла холодильник, достала еду, закрыла холодильник, поела, вымыла посуду, вышла из дому, заперла дверь. Он сосредоточивается на деталях — как выглядит та или иная комната, что стоит на столе, в какой одежде герои. Он заставляет нас прожить с ними каждый эпизод их жизни, следуя за ними по их ежедневным маршрутам. Это почти документальное кино. Кстати, даже диалоги в своих картинах Зайдль намеренно не прописывает заранее, хочет, чтобы они естественным образом возникали в той или иной ситуации.
Все три фильма — безусловные must see даже не для киногурманов. Потому что это кино о нас, об обычных людях.

Ну, и, собственно, прямая речь.
Ульрих Зайдль, режиссер:

— Для меня никогда не было разницы – игровое кино или документальное. Поначалу я снимал малобюджетные фильмы, меньше денег – меньше контроля. В этом смысле документальный фильм дает много свободы действия. Для игрового кино нужен больший бюджет, а, значит, мы имеем дело с различными организациями, выполняющими контролирующую функцию. Но, абстрагируясь от финансов, для меня в картине важно реальное существование людей, которых я показываю. Мне нужно, чтобы исполнители перед камерой выглядели честно и естественно. Поэтому я довожу до совершенства идею объединения документальных съемок и вымысла. В любом моем фильме я документирую, снимаю жизнь, которая реально существует. Такой честный взгляд позволяет целиком погрузить зрителя в мир моих героев.

— Для меня не имеет значения, каким сочтут «Парадиз. Надежду» – оптимистичным фильмом или же пессимистической трагедией. Я рисую достоверные истории женщин и для меня важно, насколько правдиво я изображаю их судьбы. Я рассматриваю свои картины, как отображение нынешнего общества. Это реальная фотография сегодняшнего мира. В каждом из фильмов трилогии есть и вера, и надежда, и любовь, каждому можно дать тройное название. Если мы говорим о «Надежде», то здесь мы говорим о любви нереализованной, потому что речь идет о несовершеннолетней девочке, которая влюбилась в мужчину намного старше ее. Но, возможно, в этом фильме действительно больше надежды – ведь я рассказываю о подростках, а у них еще вся жизнь впереди.
Мы живем в декадентском времени. Мы — общество потребления. И наш мир придет к концу, потому что это мир несправедливый. Искусство не способно его исправить. Когда я начал снимать кино, я тоже хотел изменить мир, но быстро понял, что это невозможно. Однако надежда на молодое поколение остается.

— Нужно разделять веру, как потребность души и религию, как общественный институт. Особенно сейчас, когда появилось много разных направлений, и это просто явление моды. В западном, католическом мире люди сегодня отошли от церкви, потому что она себя дискредитировала. Многочисленные скандалы, злоупотребления властью отторгли людей от церкви. Но в то же время тяга человечества к чему-то духовному будет всегда. Как пример – постсоветское пространство, где после многих лет запрета, вновь вспыхнул интерес, и люди пошли в церковь. Так что то, что обещает нам капитализм – что безостановочно потребляя, мы станем счастливыми – на самом деле, ложь.

— Развлекательное кино, кино-аттракцион сегодня завладело миром. Это как сети гипермаркетов, продающие по всему миру массовые товары для развлечения и потребления. Свой продукт мы на этих полках предложить не можем, мы стоим где-то возле дверей в гипермаркет и пытаемся пробиться внутрь. Я рассматриваю эту ситуацию в историческом контексте. Вторая Мировая Война уничтожила европейский кинематограф, что усилило позиции американского. Распад СССР – еще один удар по кинематографу, еще одно расширение рынка сбыта, появление ниши, которую опять-таки заполнило американское кино.
Полагать, что капитализм – это демократия, большой самообман. В реальности это диктатура. Ограниченный круг людей определяет, как должны работать масс-медиа в этом мире. С другой стороны технический прогресс, доступ к интернету дает огромные возможности. Но есть и обратная сторона медали: предложение, перед которым оказывается потребитель, настолько велико, что очень сложно найти себе место в этой массе информации. Если еще лет 40 назад все ждали, когда выйдет новый фильм Тарковского, или что снимет Кубрик – сегодня такого уже не существует.

P.S.
Ульрих Зайдль уже снимает новую картину. Это исторический фильм, действие происходит в период Наполеоновских войн, а главные герои – благородные разбойники.